Банковское дело

Банковское дело

о банках, о кредитах, о процентах, о деньгах и финансах

Банковское дело

ФУНКЦИИ И ФОРМЫ КРЕДИТА

Рубрика: История денежного обращения

§ 1. Мы определили сущность кредита. Теперь нам необходимо выяснить роль кредита в капиталистическом производстве. По Марксу роль кредита при капитализме сводится к следующим основным моментам:

1. В 1-й главе 1-й части мы указывали, каким образом на основе закона стоимости происходит перераспределение трудовых затрат в обществе: в отраслях производства, где прилив капиталов был недостаточным, цены товаров и норма прибыли высоки. Обратное положение в отраслях производства, чрезмерно насыщенных капиталами. Перелив капиталов из одних отраслей в другие происходит стихийно и приводит к уравнению нормы прибыли.

Кредит обслуживает это уравнение нормы прибыли. Перераспределение капиталов на основе закона стоимости в развитом капиталистическом обществе происходит через банки и денежный рынок. Тем самым кредит «обслуживает уравнение нормы прибыли или движение этого уравнения, на чем покоится все капиталистическое производство» (Маркс).

2. Кредит освобождает производство от границ индивидуального накопления. Это происходит прежде всего в форме образования акционерных обществ, т. е. таких капиталистических ассоциаций, которые учреждаются путем выпуска акций. Юридически акция есть свидетельство на владение частью капитала данной ассоциации, но фактически акции являются формой капитала, приносящего проценты. Действительными собственниками акционерных обществ являются так называемые активные акционеры, владеющие «контрольным пакетом акций», а остальные являются пассивными акционерами и но существу заимодавцами, а не собственниками этого предприятия. Наряду с акциями эти ассоциации выпускают также и облигации — свидетельства на получение фиксированного процента. Акционерные общества дают возможность «колоссального расширения размеров производства, невозможных для отдельного капиталиста». Вместе с тем «капитал… получает здесь непосредственно форму общественного капитала (капитала непосредственно ассоциированных личностей) в противоположность частному капиталу, а его предприятия выступают как общественные предприятия в противоположность частным предприятиям».

3. Независимо от акционерных обществ капиталисты имеют возможность приобретать благодаря кредиту «абсолютное в пределах известных границ распоряжение над чужим капиталом и чужой собственностью, и вследствие этого над чужим трудом» (Маркс). А это означает не что иное, как возможность колоссального увеличения эксплуатационных возможностей у наиболее мощных капиталистов. Последние эксплуатируют труд не только за счет принадлежащих им капиталов, но также и за счет всего общественного денежного накопления, которое притекает к ним в форме кредита. Именно благодаря кредиту осуществляется грандиозная концентрация капиталов, экспроприация мелких капиталистов и господство кучки крупнейших капиталистов почти над всем капиталом, и следовательно над всем процессом общественного производства. Это господство крупных капиталистов наивысшего своего развития достигает в эпоху финансового капитала, особенности которого будут рассмотрены ниже.

4. Указанные три функции относятся к процессам капиталообразования и напитало распределения, происходящим в кредитной форме. Но наряду с этим кредит играет исключительно важную роль в процессе обращения товаров. Благодаря кредиту происходит колоссальнейшая экономия на издержках обращения. Кредит восполняет недостаток в деньгах как средствах обращения, который постоянно возникал бы без кредита, ибо рост производства золота для обращения не может поспевать за ростом всего капиталистического производства и обращения. При посредстве кредита деньги сберегаются таким образом, что: а) благодаря зачету взаимных долговых требований для значительного большинства товарных сделок деньги вообще отпадают, б) обращение денег ускоряется благодаря высокой организации кассовой техники в банках, в) золотые деньги замещаются их бумажными представителями, создаваемыми благодаря кредиту, например банкнотами. Но все это означает не только сокращение издержек обращения общества и следовательно сокращение труда, отвлекаемого от производства на обслуживание обращения, но вместе с тем «ускорение отдельных фаз обращения или метаморфоза товаров, затем метаморфоза капитала, а вместе с тем ускорение процесса производства вообще». Количество находящихся в бездействии товарных и денежных фондов сводится к минимуму, хотя и этот минимум все же весьма значителен.

§ 2. Многие буржуазные экономисты обычно рассматривают кредит, как нечто весьма «полезное» для общества, но в то же время как нечто второстепенное, лишь содействующее производству, но отнюдь не абсолютно необходимый элемент капиталистического общества. Указанные выше функции кредита показывают нам, что кредит не только «полезен», но абсолютно необходим для капиталистического производства.

Кредит как форма капиталообразования и капиталораспределения «разрешает» противоречия (противоположности): а) между тенденцией равной нормы прибыли и невозможностью перенесения капиталов из одних отраслей в другие (первая функция) и б) между стремлением к техническому прогрессу и концентрацией производства, с одной стороны, и узкими рамками индивидуального накопления (вторая и третья функции) — с другой. Кредит как форма капиталообращения «разрешает» противоречие между производством и обращением или между денежным и товарным обращением (четвертая функция). Но «разрешение» всех этих противоречий лишь расчищает дорогу для капиталистического развития и следовательно не устраняет, но наоборот усиливает основные капиталистические противоречия капитала и труда, с одной стороны, анархии производства и связанных с нею кризисов и неисчислимых бедствий для рабочего класса — с другой стороны (см. главу XXIV).

Все указанные выше функции кредит выполняет в двух основных формах — товарного и денежного кредита. Тот товарный кредит, который оказывают друг другу капиталисты, занятые в процессе производства и обращения, называется коммерческим кредитом. Кредит же, оказываемый денежными капиталистами функционирующим (промышленным и торговым) капиталистам—банкирским (банковским) кредитом. Рассмотрим сначала коммерческий кредит.

§ 3. В предыдущей главе мы определили ссудный капитал как деньги, отчуждаемые на срок в качестве капитала. Не противоречит ли это фактам? Ведь мы знаем, что в качестве капитала ссужаются не деньги, но также и товары. Но здесь никакого противоречия нет. «Если в ссуду дается товар как капитал, — говорит Маркс,—то он является лишь замаскированной формой денежной суммы. В самом деле в ссуду дается не столько-то фунтов хлопка, а такое-то количество денег, существующее в форме хлопка как стоимость последнего». Поэтому «всякий ссужаемый, капитал, какова бы ни была его форма и как бы ни модифицировалась (изменялась) его уплата природой его потребительской стоимости, является лишь особой формой денежного капитала». То, что это так и иначе быть не может, нетрудно понять из следующего примера.

Допустим, что машиностроительный фабрикант ссужает текстильному фабриканту ткацкую машину стоимостью в 1 тыс. руб. с погашением стоимости в течение 5 лет. Текстильный фабрикант получил, правда, не деньки, а машину, но машиностроителя интересуют только деньги, и мануфактурист именно деньгами погашает проданную в кредит машину. Дело нисколько не изменилось бы в том случае, если бы мануфактурист получил 1 тыс. в кредит у денежного капиталиста, и на эти деньги купил бы машину. Отсрочивая на 5 лет платеж 1 тыс. руб., машиностроитель тем самым ссужает мануфактуристу эту 1 тыс. руб. Таким образом эта сделка представляет собой одновременно как продажу товара, так и ссуду денег как капитала, поскольку уплата денег отсрочена и поскольку машина действительно будет использована в производстве как капитал.

Но если машиностроитель всем будет ссужать свои машины на долгие сроки, то очевидно, что он вскоре же сам останется без капитала- и не сможет продолжать свое производство. Только в том случае, если у производительного капиталиста в силу каких-либо обстоятельств высвобождается капитал, он может его ссудить. Но фактически коммерческий кредит оказывается не только тогда, когда есть свободный капитал, но большей частью ссужается капитал, необходимый для самою промышленника или торговца. Каким же образом можно ссужать товар как капитал, и в то же время сохранять неизменной величину функционирующего капитала? Это оказывается возможным потому, что капиталисты друг друга ссужают товарами. Допустим, что капиталист А продает капиталисту В товар стоимостью 1 тыс. руб. в кредит на 2 месяца; в свою очередь капиталист В продает свой товар капиталисту С на тот же срок и той же стоимости, и наконец капиталист С продает имеющиеся у него товары капиталисту А на ту же сумму и на тот же срок. Мы имеем здесь круг А—В—С—А. Результат совершенных сделок сводится к следующему:

В должен А 1 тыс. руб. О должен В 1 тыс. руб. А должен С 1 тыс. руб.

Каждый капиталист такую же сумму должен уплатить за товары, какую сам имеет получить с другого капиталиста. Следовательно здесь каждый капиталист одной рукой ссужает, а другой занимает. А ссудил В товаров на 1 тыс. руб. и сам в свою очередь получил у С товаров в кредит на 1 тыс. руб. Также обстоит дело у В л’ С. Следовательно величина имевшихся у А, В, С капиталов при этой форме коммерческого кредита не изменилась, и в то же время без посредства наличных денег произошла реализация товаров на 3 тыс. руб. Обычно это происходит таким образом, что В выдает вексель (обязательство уплатить известную денежную сумму) А на 1 тыс. руб. С выдает вексель В на 1 тыс. руб., и А дает вексель С на те же 1 тыс. руб. В результате и А, и В, и О на такую же сумму и выдали векселей, на какую получили. Так как векселя, выданные как обязательства, фигурируют в пассиве баланса, а векселя полученные — в активе, то на балансе каждого предприятия эти 1 тыс. руб. будут фигурировать дважды.

Баланс предприятия А. АКТИВ ПАССИВ Векселя полученные …. 1 000 руб. Векселя выданные…..1 000 руб.

Но этот коммерческий оборот может принять и иной вид. Продав товар в кредит и получив вексель от В, купец А при покупке товара у С вместо- выдачи собственного векселя последнему делает на векселе В переуступочную надпись и платит этим векселем за товар С. Наконец С, покупая товар у В, уплачивает В его собственным векселем, который последним уничтожается. Разница между первой формой коммерческого оборота и второй, как мы видим, только в том, что в первом случае у нас фигурировало 3 векселя, а теперь один и тот же вексель переходил из рук в руки. Тем самым долговой документ превратился в средство обращения, созданное в процессе коммерческого кредита. Такие средства обращения, как мы уже знаем из 1-й части, называются частными кредитными деньгами.

Мы видели, что здесь ссуда товара как капитала не являлась самоцелью, ибо та сумма, которая ссужалась, немедленно же получалась в ссуду от другого лица. Целью наших капиталистов была реализация товара, превращение Т в Д. Процесс обращения в нашем примере довершился без участия действительных денег, но исключительно благодаря кредиту и созданным последним кредитным деньгам. «Итак,— говорит Маркс, — то, что здесь ссужается, отнюдь не является незанятым капиталом; это капитал, который в руках своего владельца должен изменить свою форму и… прежде всего превратиться в деньги. Итак, это метаморфоз товара, совершающийся в данном случае при посредстве кредита».

Объем коммерческого кредита и в особенности величина взаимного зачета долговых обязательств (как это имело место в нашем примере) определяет собой кредитный баланс денежного обращения, о котором была речь в V главе 1-й части. Обычно благодаря коммерческому кредиту и частным кредитным деньгам значительно сокращается количество необходимых для обращения действительных денег или их общественных заместителей—банкнот и бумажных денег. Таким образом коммерческий кредит есть прежде всего форма обращения товаров или товарных капиталов. Этим кредитом «обслуживается—1) поскольку дело идет о промышленных капиталистах—переход промышленного капитала из одной фазы в другую, связь между взаимно соприкасающимся и вторгающимся одна в другую сферами воспроизводства; 2) поскольку дело идет о купцах, — транспорт и переход товаров из одних рук в другие вплоть до их окончательной продажи за деньги или обмена на другие товары» (Маркс).

Но коммерческий кредит может также быть и формой односторонней ссуды товара как капитала. В нашем примере это означало бы, что на данные 2 месяца А не нуждается в 1 тыс. руб., и поэтому полученный от В вексель он оставляет в своем портфеле и получает проценты на ссуженный капитал. Так как никогда не бывает точного совпадения между займами и ссудами по суммам и срокам (как это предполагалось в нашем примере), то фактически всегда имеет место наряду с двухсторонним и одностороннее товарное кредитование, и следовательно одни капиталисты являются заемщиками, а другие заимодавцами. В этом случае коммерческий кредит уже является не только формой реализации товара, но также и формой ссуды дополнительного капитала.

Но специфической (особенной) чертой коммерческого кредита является взаимное кредитование, при котором ссуда является не самоцелью, но только средством реализации товаров или формой товарного обращения.

§ 4. В отличие от коммерческого кредита банкирский кредит есть всегда по форме денежный кредит. Но кредит в денежной форме не исчерпывается одним банкирским кредитом, т.е. ссудами частных банкиров или акционерных банков. Эти денежные ссуды могут быть получены либо непосредственно от денежных кредиторов, либо через посредничество банков. Так например крупные капиталистические предприятия могут непосредственно получать в ссуду деньги путем например выпуска облигаций. Поскольку, с одной стороны, банковский кредит является основной формой денежного кредита, а с другой стороны,, банки играют первостепенную роль в современной капиталистической экономике, нам необходимо подробно рассмотреть именно эту форму денежного кредита.» В этой главе мы рассмотрим только общие основы банковского кредита, а экономический анализ всех операций банков читатель найдет в XXIII — XXV главах.

Дело банкиров и банков заключается в торговле деньгами как капиталом, следовательно ссудным капиталом. Первоначально банкиры выполняли для купцов и промышленников исключительно чисто кассовые, бухгалтерские и расчетные функции. Они брали на себя операции по «уплате денег, приему их, сведению балансов, ведению текущих счетов, хранению денег» и т. д. Кроме того они занимались также меняльным делом, торгуя деньгами как товаром. Все эти функции Маркс называет функциями денежно-торгового капитала. Но поскольку в руках этих торговцев деньгами скапливались огромнейшие средства, значительная часть которых постоянно лежала без движения, торговцы деньгами стали отдавать свои деньги под проценты, следовательно уже стали торговать не деньгами как товаром, но деньгами как капиталом. Так торговцы деньгами превратились в торговцев ссудным капиталом, т. е. в банкиров (см. главу XXIX).

Банкиры являются посредниками в кредите как коммерческом, так и денежном (ср. гл. XXVII, § 1). Их посредничество в процессе коммерческого кредита сводится к тому, что они, с одной стороны, принимают долговые обязательства—векселя от коммерсантов, а с другой стороны, на ту же сумму (за вычетом процентов) выдают свои долговые обязательства, и тем самым заменяют частные кредитные деньги (векселя) банковскими кредитными деньгами (банкнотами и чеками). С другой стороны, банки получают деньги в кредит у вкладчиков, и эти деньги ссужают производительным капиталистам в качестве денежного капитала. Таким образом банки выступают посредниками в отношении обеих основных форм кредита — коммерческого и денежного. Вопреки широко распространенным в наше время буржуазным иллюзиям, банки не могут создавать капиталов. Если же они выпускают банкноты, то этим они не создают ни новых капиталов, ни даже новых денег, но заменяют один вид кредитных денег (векселя) другой формой кредитных денег (банкнотами).

Все ссужаемые деньги, даже в том случае, если один вид кредитных денег просто заменяется другим видом кредитных денег, рассматриваются банком как капитал, и заемщик за всякий заем денег платит банку проценты. Но точка зрения банкира нас не интересует, и мы должны постараться выяснить действительные функции банковского кредита в процессе общественного воспроизводства. Начнем с анализа посредничества банков в процессе коммерческого кредита. Вернемся к нашему примеру. Л выставил тратту (переводный вексель, т. е. приказ об у пате определенной денежной суммы) на В и желает закупить ценой акций, более или менее соответствующей стоимости действительно вложенного в предприятие капитала, 2) нормой прибыли данного предприя­тия, 3). средним уровнем процента. Какова будет цена акции номинала в 100 руб., если предприятие дает 10% прибыли, а средняя норма процента равна 5? Если прибыль в 10% действительно обеспечена, то очевидно, что за эту акцию можно, как максимум, уплатить такую сумму денег, которая, будучи ссужена обычным порядком из существующего сред­него процента (т. е. 5%), даст в течение года 10 руб. Следовательно для того, чтобы найти цену акции, нам нужно, как говорят, капитализи­ровать из существующего процента данный твердый доход, т. е. в на­шем примере определить, какой капитал, ссуженный из 5%, принес бы в течение года 10 руб. процентов. Этот капитал в нашем примере

Конечно курсовая цена акции при неизменном уровне процента может быть выше или ниже, в зависимости от большей или меньшей уверенности получения указанных 10 руб. на капитал. Поэтому па фондовой бирже цены акций- постоянно колеблются (если отвлечься от искусственной спекуляции) в зависимости от хода дел данного предприятия, с чем связана большая или меньшая сумма прибыли или дивиденда, подлежащая распределению между акционерами. Курс акций колеблется также и в связи с изменением уровня процента. Но наи­более, как говорят на биржевом языке, «твердые» акции, т. е. даю­щие из года в год определенный устойчивый доход, имеют и сравни­тельно твердую цену на бирже. Эти акции достигают полностью своего максимума годового дохода данного предприятия капитализированного из существующего уровня ‘процента. В нашем примере цена такой ак­ции равна 200 руб. Капиталист, уплативший 200 руб. за эту акцию, будет регулярно получать, если акция «тверда, свои 5%, как и все прочие кредиторы, ссужающие свои капиталы на денежном рынке. Он уплатил 200 руб. за капитал, который в действительности, т. е. в ре­альных ценностях равен только 100 руб. Это фантастическое на пер­вый взгляд удвоение стоимости действительного капитала объясняется чрезвычайно просто.

§ 7. Продавая сторублевые акции по биржевому курсу за 200 руб., учредители акционерного общества кладут в свой карман так назы­ваемую учредительскую прибыль.

Гильфердит в своем труде «Финансовый капитал» дает следую­щее определение учредительской прибыли, которую он называет учре­дительским или эмиссионным барышом:

«Учредительский или эмиссионный барыш — это не прибыль и не процент, а капитализированная предпринимательская прибыль. Предпо­сылка его — превращение промышленного в фиктивный капитал. Уровень эмиссионного барыша определяется, во-первых, нормой средней при­были и, во-вторых, уровнем процента. Средняя норма прибыли ми­нус процент определяют величину предпринимательского дохода, кото­рый, капитализированный из обычного уровня процента, дает учреди­тельскую прибыль».

Учредители не только «честно» экспроприируют предприниматель­ский доход будущих «собственников» акционеров, но сплошь и рядом прибегают к явно мошенническим операциям для того, чтобы поднять цены акций значительно выше их нормальной «стоимости».

§ 8. Вот как описывает этого рода учредительские операции Дж. Гобсон: «Значительная часть учредительства таких «дутых» обществ и даже более солидного учредительства семейных предприятий и объ­единений вызывается желанием учредителей-финансистов высосать путем таких приемов всю ценность предприятия и оставить в руках обманутых акционеров раздутую оболочку, сморщившуюся до уровня, не дающего уже прибыли. Все искусство» «создавать рынок» и «рисовать планы» направлено на одну только цель: создать временный шум. Фальшивая отчетность неправильно оценивает прежние доходы объединяющихся предприятий; опытным инженерам, химикам и пр. да­ют взятки за преувеличенную оценку производительности и доходности коней, машин и прочего оборудования, приобретаемого компанией; в качестве директоров привлекают известные деловые имена, а в Вели­кобритании—политиков и титулованных лиц. Выпускаются широковеща­тельные и солидные проспекты, составленные изысканно литературно, в которых тщательно скрывается всякая возможность риска в будущем и все недостатки предприятия в настоящем. Все чары данного предло­жения внезапно развертываются перед лицом доверчивой публики в шикарных объявлениях во всю страницу. Создавая рынок, преодоле­вают инертность и подозрительность публики», учредители «делают цены мошенническими операциями на рынке, пока посторонний вкладчик не соблазняется и не покупает акций».

Ввиду наличия чудовищною учредительскою «налога» на акционеров, эти последние хотя и являются собственниками предприятия, но по сумме получаемого дохода на капитал их положение в лучшем случае ничем не отличается от положения обычных кредиторов, а в худшем, случае они вообще лишаются своих капиталов в пользу биржевых акул.

§ 9. Фактически же собственниками предприятий являются не все акционеры, но лишь та их часть, которой принадлежит так называемый контрольный пакет акций, т. е. такая сумма акций, которая дает возможность диктовать свою волю общему собранию акционеров. Доста­точно иметь 51% всех акций, чтобы быть «хозяином», т. е. распоряжаться данным предприятием по своему усмотрению. На практике владение 30% — 40% всех акций дает возможность «контролировать» данное акционерное общество, ибо никогда все акционеры не являются на общие собрания: многие мелкие акционеры, проживающие вдали от местонахождения общества, не имеют вообще возможности посещать общие собрания.

§ 10. При подобной «демократизации капитала» основная масса акционеров лишается всякого влияния на дела предприятия, а общее собрание превращается в фикцию.

Акционерным обществом управляет один или кучка акционеров. Вот как описывает эту псевдо-демократизацию капитала в акционер­ных обществах Дж. Гобсон:

«Под фирмой экономической демократии с выборной и ответствен­ной системой управления акционерные общества является в большинстве случаев замкнутой олигархией: нужна денежная поддержка пуб­лики, а не ее управление делами. Распыление права собственности при концентрации управления—вот отличительные черты акционерных компаний.

Вместо того чтобы вкладчики избирали директоров правления, правление — председателя, а директора исполняли волю вкладчиков, на деле происходит обратное».

Контролируя же общество, эти «активные» акционеры имеют воз­можность законным и незаконным путем присваивать себе при росте дивидендов весь излишек сверх заранее уплаченной учредительской прибыли, оставляя массе акционеров лишь процент на капитал.

Конечно прямым путем этого сделать нельзя, ибо по уставу при­быль распределяется поровну на все акции. Но существует множество путей для обхода этого закона: выпуск дополнительных акций глав­ными акционерами, что снижает дивиденд на каждую акцию,, но зато дает курсовую разницу главным акционерам, проводящим этот выпуск; выплата крупных тантьем «наградных» членам правления, являющимся «хозяевами-акционерами» или назначенными ими, чем маскируется не­равномерность распределения дивидендов; посредством коммерческих операций, перекачка части прибыли в другое акционерное общество, в котором «хозяева-акционеры» заинтересованы, и т. д. и т. д.

Словом, будучи фактически хозяином предприятия, эти акционеры всегда сумеют о ставить ~ основную массу акционеров при проценте, а себе положить в карман все то, что еще может дать предприятие сверх капитализированного учредительского барыша.

Таким образом изучение практики акционерного дела приводит нас к тому выводу, что выпуск акций является средством привлечения денежных капиталов грюндерами и капиталистами, контролирующими данное общество (грюндеры могут оставить в своих руках контрольный пакет акций, но это необязательно). Они пользуются накоплением на­селения в своих собственных интересах и, называя мелких акционеров «собственниками», они фактически их ставят в положение заимодавцев, а распоряжение предприятием полностью держат в своих руках.

§ 11. Располагая крупными капиталами, финансисты могут распоря­жаться во много раз большими капиталами при посредстве так назы­ваемой «системы участия». Имея капитал $ 2 млн. руб., капиталист может контролировать общество с акционерным капиталом в 3 млн. руб. К последнему добавляется капитал, полученный от выпуска обли­гаций, скажем, на 2 млн. руб. Но это общество, в свою очередь, из сво­его акционерно-облигационного капитала в сумме 5 млн. руб. может выделить 2 млн. руб. для овладения акционерным обществом, в кото­ром оно заинтересовано; но при посредстве капитала в 2 млн. руб. можно ведь контролировать общество с 5 млн. акционерного капитала, не считая облигационного. Это последнее общество в свою очередь может контролировать третье общество с капиталом, например, 4 млн. руб. и т. д. и т. д.

Таким образом устанавливается цепная иерархическая связь между акционерными обществами наподобие феодальной зависимости. Наверху стоит самое главное общество «сюзерен», которому непосредственно подчинено в качестве «вассала» другое общество; но это последнее является «сюзереном» по отношению к третьему обществу и т. д. и т. д. Обычно экономисты называют первое общество — «обществом-матерью», второе общество — «дочерним», третье — «внучатным», четвертое— «правнучатным» и т. д. и т. д. Во главе же всей этой «семьи» стоят круп­нейшие капиталисты-финансисты, которые наподобие средневековых феодалов-сюзеренов держат в своей зависимости огромную массу мел­ких капиталистов, владельцев акций и облигаций всех обществ, контро­лируемых «капиталистом-сюзереном».

«Без преувеличения можно сказать, — пишет Р. Лифман — что, при­меняя все вспомогательные средства современной системы кредита и акционерного дела, эти финансовые дельцы при помощи банков, трестовых комбинаций, страховых обществ, контрольных обществ и т. п. имеют возможность держать под своим контролем капиталы в две­сти раз большие, чем те, которыми они владеют сами». И несмотря па то что Лифман является стопроцентным защитником капитализма и врагом социализма, он вынужден в связи с очевидными фактами при­знать, что «развитие таких организаций увеличило в американском на­родном хозяйстве противоречие между немногими крупными богачами и громадной массой прочего населения».

§ 12. Эти крупные финансисты, «великие князья» современного ка­питалистического общества, постоянно ведут друг с другом ожесто­ченную борьбу за господство — за монопольную власть; эта борьба приводит к империалистическим войнам. Эти «капиталистические фео­далы» энергично эксплуатируют своих «вассалов». Они не удовлетво­ряются описанными выше методами, но широко пользуются биржевой спекулятивной игрой, которая дает им возможность непосредственно и совершенно открыто экспроприировать мелких сберегателей.

О технике этого дела мы уже говорили в XXV главе. «Играя» на повышении и понижении акций, «делая погоду» на фондовой бирже, финансисты «зарабатывают» колоссальнейшие средства. А всякий вновь «заработанный» миллион дает, как мы знаем, возможность при по­средстве «системы участий» распространить власть на многомиллионную сумму капиталов. Так расширяется и укрепляется власть финансовых магнатов современного капиталистического общества…

§ 13. Но мы видим, что эта власть прямо опирается на кредит, а именно на его акционерно-облигационную форму. Однако эта форма кредита теснейшим образом связана с банковским кредитом. И все те операции, которые мы описывали, в особенности учредительство и биржевая спекулятивная игра, не могут обойтись без сотрудничества банков. Для учредительства требуется на первое время вложение круп­ных капиталов, требуются «солидные имена» и т. д. Банки же, рас­полагая крупнейшими эмитированными и аккумулированными денежными фондами, могут сами выступить в качестве учредителей или предоста­вить для этих целей временно крупные денежные ссуды. Банки могут путем расширения онколя и репорта под вновь эмитиру­емые ценные бумаги поднять их курс настолько, чтобы независимо от реальных дивидендов данного общества «заработать» или дать воз­можность грюндерам «заработать» на этой операции двойную или трой­ную сумму номинального курса акций. Далее крупные банки, распо­лагая разветвленной сетью филиалов, имеют возможность «внедрять» выпускаемые акции среди широких масс населения. Словом всякого рода спекулятивные операции целиком и полностью базируются на банковском кредите.

Наконец но мере роста аккумулированных фондов, банки сами вынуждены все больше и больше своих средств ввязывать в капиталь­ное кредитование, т. е. финансирование промышленности, в особен­ности в форме контокоррента. Но если банк ввязал крупные средства в какое-либо акционерное общество, то не только последнее оказы­вается в зависимости от банка, но и банк сам зависит от этого пред­приятия: так, если ссуженные но контокорренту средства пошли на расширение основного капитала, то банк фактически не имеет возможности воспользоваться своим правом требования возврата сумм (on call), ибо такое требование может привести к банкротству данного предприятия и следовательно к потере вложенных банком в это пред­приятие средств. Таким образом возникает тесная связь между бан­ками и промышленностью, так называемая «взаимность интересов».

Отдельные финансисты персонально или в сотрудничестве с дру­гими финансистами завоевывают командные высоты в данных отраслях промышленности и в финансирующих последние банках.

Таким образом финансовые капиталисты через банковский аппарат и биржевые финансовые операции овладевают промышленностью.

«Ведя текущий счет, — говорит Ленин, — для нескольких капита­листов, банк исполняет как будто бы чисто техническую, исключитель­но подсобную операцию. А когда эта операция вырастает до гигант­ских размеров, то оказывается, что горстка монополистов подчиняет себе торгово-промышленные операции всего капиталистического обще­ства, получая возможность через банковые связи, через текущие счета и другие финансовые операции сначала точно узнавать состо­яние дел у отдельных капиталистов, затем контролировать их, влиять на них посредством расширения или сужения, облегчения или затруд­нения кредита и наконец всецело определять их судьбу, определять их доходность, лишать их капитала или давать возможность быстро и в громадных размерах увеличивать их капитал и т. п.»

Кто станет во главе данной промышленно-банковской группы, про­мышленник или банкир — это зависит от конкретных обстоятельств и су­щественного значения не имеет. Важно то, что теперь это уже не просто банкир и не просто промышленник, но финансовый капиталист. Нельзя быть в современных условиях «королем промышленности», не будучи финансистом (ибо без описанных выше финансовых методов невозможна централизация капиталов), как нельзя быть первым бан­киром и не быть в то же время «командиром промышленности».

§ 14. Этого как раз и не учитывают критики теории финансового капитала, например Финн-Енотаевский или Султан-Задэ.

Проф. А. Финн-Енотаевский написал специальную работу под наз­ванием «Финансовый капитал и производительный», посвященную кри­тике теории финансового капитала. В этой работе, пытаясь опереться па Маркса, Финн-Енотаевский считает; что ни о каком «сращивании»,

«слиянии» и т. н. промышленного и банкового капиталов не может быть и речи, что банки занимаются и занимались обычными банковским операциями, а отнюдь не претендуют и не могут претен­довать на управление промышленностью.

В подтверждение этого он приводит статистические данные и за­явления специалистов, которые доказывают, что банковый капитал не господствует над промышленным капиталом. Он утверждает, что «как правило… участие банков акциями в индустриальных предприятиях не есть средство для осуществления задачи овладения индустрией, а пре­следует специально банковские цели. Командные высоты находятся в руках самих промышленников, отдельных или объединенных в картели, синдикаты, тресты и прочие концерны… управляющих своими предпри­ятиями лично или большей частью через своих ставленников-функцио­неров». Однако можно задать А. Финн-Енотаевскому следующий во­прос: что представляют собой все эти картели, синдикаты, тресты и прочие концерны? Единоличные предприятия или акционерные обще­ства ?.. Факты говорят о том, что вне акционерной формы нет крупных предприятий. Но, командуя акционерным обществом, промыш­ленник является в то же время и финансистом, поскольку он при­влекает огромные средства для своего предприятия путем выпуска ак­ций и облигаций. А эти операции он, как мы уже установили, не может, совершать без сотрудничества банков. Для этого финансисту-промышленнику необходимо либо завоевывать влияние на существующие банки, $ибо учредить новые банки.

Таким образом «промышленники» Финна уже не промышленники в обычном смысле, но финансисты-промышленники. Им-то и принад­лежат командные высоты». Кто же конкретно становится «коман­диром» — бывший промышленник или бывший банкир—это, как мы указывали, ровным счетом не играет никакой роли, ибо теория финан­сового капитала, изложенная нами выше, в отличие от гильфердинговской, не сводится к признанию подчинения промышленников банкирам.

Гильфердинг же утверждает то же самое, что и Гобсон: власть финансового капитала находится в руках банкиров. Это неверно: бан­ковый капитал отнюдь не подчиняет себе промышленный, но сращи­вается с ним. Все возражения Финн-Енотаевского, равно как и факт подчинения напр. в Германии после войны крупнейших банков промыш­ленности не нарушают изложенной теории финансового капитала.

Что же касается А. Султан-Задэ, то последний выступил со своими возражениями против теории финансового капитала на VI кон­грессе Коминтерна. Он собственно не возражает против того пункта программы Коминтерна, где говорится о том, что «сращение промыш­ленного капитала с банковым и монополистический характер этой формы капитализма превратили эпоху промышленного капитализма в эпоху финансового капитала». Он возражает лишь против трактовки этого пункта программы в смысле «господства так называемого фи­нансового капитала над промышленностью».

Султан-Задэ считает, что «никогда ни один серьезный крупный банк не будет возрастающую часть своего капитала закреплять в про­мышленности».

Он говорит, что грюндерские, спекулятивные и учредительские опе­рации банков за свой счет относятся к области истории, опыт кото­рой будто бы привел к тому, что «никакой банк теперь никогда не рискнет вложить свои средства на долгий срок, да еще закрепить их, как говорит Гильфердинг, в промышленности».

Однако целый ряд исследований крупнейших специалистов, как на­пример Эйдельса, Вебера в отношении Германии, Визера — в отноше­нии Англии, Геллвига—о банках Северо-американских соединенных штатов, говорят вполне определенно о том, что банки широко финан­сируют промышленность. Указанные авторы приводят многочисленные факты, которые позволяют верить их заявлениям.

Какие же аргументы приводит Султан-Задэ для опровержения фактов финансирования банками промышленности, которым большое значение придавал Ленин в «Империализме, как новейшем этапе капитализма»?

Султан-Задэ опирается на балансовые данные всего-навсего трех немецких банков («Немецкого», «Дармштадского» и «Дрезденского»), показывая, что согласно этим данным «длительное участие» и «кон­сорциальное участие» играют ничтожную роль в активных операциях этих банков. И эти данные вполне убеждают Султан-Задэ, что широкое финансирование банками ‘промышленности «несуществующая в природе фикция».

В действительности однако широкое финансирование банками про­мышленности остается безусловно полностью доказанным фактом. Ошибка Султан-Задэ в том, что он поверил на слово банковским балансам (о достоверности которых Ленин между прочим был весьма нелестного мнения!), и искал вложения средств по финансированию промышлен­ности в таких статьях, как «длительное» и «консорциальное участие», & не в таких, как «дебиторы по контокорренту» и операции с ценными бумагами, по которым> хотя и в замаскированной форме глав­ным образом проводится финансирование промышленности.

Ведь мы уже знаем, что в том и заключается противоречие бан­ковского кредита, что в форме краткосрочных операций может про­ходить и фактически проходит, как об этом заявляет ряд видных спе­циалистов, долгосрочное финансирование промышленности.

Так крупнейший немецкий исследователь, А. Вебер, называет не­мецкие банки не просто «депозитными», но «депозитными и спекуля­тивными», подчеркивая этим, что немецкие банки широко занимаются спекулятивным грюндерством, финансированием в основной капитал. В самом новейшем исследовании американской банковской системы (Геллвига) констатируется тот факт, что средства, собираемые мест­ными банками, концессионированными в пределах отдельных штатов (так называемые «штатные банки»), «концентрируются в огромные суммы в крупных денежных центрах, прежде всего в Нью-Йорке и Чи­каго, и служат там в подавляющей части для финансирования бирже­вой эффектной спекуляции, следовательно, в конечном счете идут на кредитование в основной капитал («Анлагекредит»)». В связи с этим и этот автор, аналогично Веберу, приходит также и по отношению САСШ к тому выводу, что нельзя эти штатные банки рассматривать только, как чисто депозитивные банки.

На рассмотрении конкретных данных финансирования промышлен­ности банками в Англии, Германии, Франции, САСШ и России (XXX— XXXIII главы) мы убедимся, что заявление Султан-Задэ противо­речит фактам.

Султан-Задэ указывает также на тот факт, что после войны про­мышленники выступили против банкиров. Он говорит следующее: «В довоенной истории капитализма мы почти не имели случая, чтобы какой-нибудь концерн или промышленный предприниматель выступал с открытым вызовом против крупных банков.

Но после войны мы такие примеры имели. Всем известны борьба Стипнеса против берлинских банков, борьба Форда против нью-йоркских и других банков. И если сейчас промышленник осмеливается высту­пить против крупнейших банков, то это значит, что он имеет колос­сальные средства внутри самого производства, что господство банков очень эфемерно, поверхностно, чтобы можно было этим банкам под­чинить себе Форда, Стинпеса и других».

Совершенно верно, что во время войны в’ связи с инфляцией крупные банки потерпели большие убытки, и многие из них лишились своей довоенной мощи. В связи с этим произошла серьезная пере­группировка финансовых сил. Форд и Стинне’с вели борьбу с банками для того, чтобы подчинить их себе, для того, чтобы расширить и укре­пить свою финансовую мощь. В послевоенный период, как мы покажем в XXXI главе, «сращивание» шло по преимуществу со стороны про­мышленного капитала, а не банкового. Однако это ни в коем случае не подрывает той теории финансового капитала, которую защищал Ле­нин, ибо в этой теории ударение делается на «сращивании» вообще и монополистическом характере этого «сращенного» капитала, а оба эти момента сохраняют свою силу и в послевоенный период.

Коренная ошибка Султан-Задэ в том, что он не учитывает новой роли банков в эпоху монополистического капитализма. Для Султан-Задэ «кредит является измененной формой обмена, продолжением обмена», причем роль кредита остается, но Султан-Задэ, совершенно неизмен­ной на всем протяжении капиталистического развития. «С развитием капитализма база кредита значительно расширилась, приняла много­образные формы, но основная роль кредита заключается и сейчас именно в содействии процессу воспроизводства, в помощи во время метаморфозы товара, пока последний вернется обратно в денежной форме».

Но это вообще упрощенное понимание роли кредита, даже при промышленном капитализме. Здесь нет указания на необходимость кре­дита для капитализма и те функции, которые он выполняет в процессе концентрации капиталов и обобществления производства на капитали­стической основе. Об этих функциях кредита мы подробно говорили в XX главе и здесь не будем повторяться…

Но если у Султан-Задэ неправильное представление о роли кре­дита при капитализме вообще, то тем менее его теория кредита при­емлема для новейшей эпохи капитализма, когда кредит вошел в каче­стве необходимого звена в систему монополистического капитализма.

Кардинальная ошибка Финн-Енотаевского и Султан-Задэ в том, что они не учитывают новой роли банков в эпоху монополистическою капитализма, а именно тою, что банки являются необходимым аппа­ратом этого последнего, и что монополистические союзы в промышлен­ности вообще не могут образовываться и поддерживать свою монопо­листическую власть без прямою участия банков,

«По мере развития банкового дела и концентрации его в немногих учреждениях, банки превращаются из скромной роли посредников во властных монополистов, распоряжающихся почти всем денежным ка­питалом всей совокупности капиталистов и мелких хозяев, а также большей частью средств производства и источников сырья в данной стране и в целом ряде стран. Это превращение многочисленных скром­ных посредников в горстку монополистов составляет один из основных процессов превращения капитализма в капиталистический империа­лизм» (Ленин).

Мы уже отмечали, что эта новая роль банков в эпоху финансового капитала находится в тесной связи с концентрацией производства и образованием монополий; банки укрепляют и расширяют господство монополистов. Они становятся сами монополистами.

И совершенно был прав И. Скворцов-Степанов, когда он писал в предисловии к русскому переводу «Финансового капитала» Гильфердинга: «Достаточно, вспомнить всех королей новейшей промыш­ленности— Морганов, Рокфеллеров, Ратенау, Стиннесов и др — и будет ясно, что дело здесь не в подчинении промышленности бан­кам, а в использовании этими промышленниками банкового аппарата для формирования процессов, совершающихся в самой промышленности».

§ 15. Мы указывали, что в эпоху промышленного капитализма кре­дит усиливает конкурентоспособность и поэтому является необходи­мым орудием в рыночной борьбе капиталистов. В эпоху же империа­лизма, когда концентрация производства привела к образованию моно­полий, кредит стал необходимым орудием для сохранения и усиления моноцолеспособности капиталистов. Нуэюна грандиозная концентрация и централизация капиталов, чтобы создать монопольное положение данных предприятий в данных отраслях промышленности, а это и достигается при посредстве кредита.

Таким образом в эпоху промышленного капитализм, как и в эпоху монополистического капитализма кредитная система «в общем и целом приспособляется к условиям производства» (Маркс).

Но, конечно, роль кредита в современных условиях совершенно иная, чем в эпоху промышленного капитализма, в эпоху борьбы мно­жества сравнительно мелких капиталистических предприятий друг с другом. Без правильного понимания этой новой роли банков, следова­тельно, без правильной теории финансового капитала нельзя пра­вильно понять особенности новейшего этапа развития капитализма.

§ 16. Как мы доказали, отрицание системы финансового капита­лизма Финн-Енотаевским и Султан-Задэ безусловно является ошибоч­ным. Но гораздо большую ошибку допускают те теоретики, которые, признавая систему финансового капитализма, считают, однако, этот капитализм по существу не капитализмом, а организованной системой общественного производства. Мы говорим о теоретиках так называе­мого «организованного капитализма». Эта теория является сейчас важ­нейшим догматом буржуазного, социал-демократического реформизма.

В свое время Гильфердинг написал большой труд — «Финансовый капитал», — который, по словам Ленина, «представляет собой в высшей степени ценный теоретический анализ» новейшего этапа капиталисти­ческого развития. Гильфердинг — автор «Финансового капитала» — был марксистом. Но уже тогда у него имелись ревизионистские тенденции, которые были охарактеризованы Лениным как «склонность (автора) к примирению марксизма с оппортунизмом». Но с тех пор Гильфердинг так же как и другой теоретик германской социал-демократии — Каут­ский— стал откровенным ревизионистом и создал теорию мирного вра­стания капитализма в социализм. Он считает, что финансовый капита­лизм — это по существу не капитализм, а… социалистическое производ­ство: «Эпоха свободной конкуренции, — заявил Гильфердинг на Кильском партейтаге (съезде) социал-демократов, — когда капитализм был во власти слепых сил, осталась позади, и мы теперь имеем капиталисти­ческую организацию хозяйства; иначе говоря, хозяйство, построенное на свободной игре сил, превратилось в хозяйство организованное… «Организованный капитализм» означает… принципиальную замену капи­талистического принципа свободной конкуренции социалистическим прин­ципом планового производства».

Вместо того, чтобы рассматривать широкое развитие капиталисти­ческих монополий после войны, как фактор, обостряющий противоре­чия капитализма, социал-демократы, наоборот, говорят о росте органи­зованности капитализма. Осенью 1928 г. Брюссельский конгресс II Интернационала в своей резолюции отметил, что «послевоенное де­сятилетие характеризуется гигантским развитием могущественных моно­полистических организаций. Во все возрастающем числе отраслей про­изводства индивидуалистический капитализм свободной конкуренции вытесняется организованным капитализмом». Теория организованного капитализма дополняется учением о так называемой «хозяйственной демократии». «Современное развитие, — читаем мы в резолюции Гам­бургского конгресса германских профсоюзов, происходившего в сен­тябре 1928 г., — ведет от единоличного капиталистического предприя­тия к организованному монополистическому капитализму; в яогу со все более ясно видимыми, структурными изменениями капитализма идет демократизация хозяйства. Демократизация хозяйства ведет к со­циализму».

Это учение об «организованном капитализме» и «хозяйственной демократии» является ложным от начала до конца. В действительности положение вещей — как раз обратное тому, что утверждают эти теоре­тики. Ни довоенное, ни послевоенное развитие капиталистических мо­нополий не устранило и не могло устранить анархии капиталисти­ческого производства и противоречий капитализма. Монополия отри­цает конкуренцию и вместе с тем конкуренция принимает лишь новые формы и выражается в ожесточенной борьбе крупнейших монополисти­ческих гигантов как внутри страны, так и на мировом рынке. Капита­листические монополии «организуют» производство в своих собствен­ных, а не в общественных интересах. Вся «организация» производства и рынка магнатами финансового капитала сводится к расширению сферы эксплуатации рабочего класса, крестьянства и мелкой буржуазии, к бо­лее «организованному» выколачиванию как в развитых капиталистиче­ских странах, так и в их колониях, прибавочной стоимости. Однако стремления магнатов финансового капитала отнюдь не направлены, вопреки ложным утверждениям социал-демократов, к планомерной организации производства для удовлетворения общественных потреб­ностей. Вот почему конкуренция — борьба капиталистов из-за дележа прибавочной стоимости — и, следовательно, анархия производства не устраняется капиталистическими монополиями: «Монополии, вырастая из свободной конкуренции, — говорит Ленин, — не устраняют ее, а су­ществуют над ней и рядом с ней, порождая этим ряд особенно острых и крупных противоречий, трений, конфликтов». Эксплуатация рабочего класса не устраняется, но усиливается. Безработица и кри­зисы продолжают оставаться бичом рабочего класса: «Устранение кри­зисов картелями есть сказка буржуазных экономистов… Напротив, мо­нополия, создающаяся в некоторых отраслях промышленности, усили­вает и обостряет хаотичность, свойственную всему капиталистическому производству в целом» (Ленин).

И вот эту «сказку буржуазных экономистов» в настоящее время пропагандируют социал-демократы! Но факты красноречиво говорят о вздорности такого рода иллюзий. Конкуренция продолжает существо­вать: между монополиями и немонополизированными предприятиями (100%-ная монополизация — очень редкое явление), между монополи­стическими организациями, производящими товары, удовлетворяющие тем же потребностям; скрытая конкуренция внутри самих монополий, и т. д., и т. д. «Не чистые монополии, а монополии рядом с обменом, рынком, конкуренцией, кризисом — вот существеннейшая особенность империализма вообще… Именно это соединение противоречащих друг другу «начал»: конкуренции и монополии… и подготовляет крах, т. е. социалистическую революцию» (Ленин, т. XIV, ч. 1, стр. 120—121).

То, что монополистический капитализм не есть «организованный капитализм», полностью подтверждается капиталистической действитель­ностью. С конца 1929 года мировой капитализм переживает промыш­ленный кризис. Он характеризуется не только тем «драматическим мо­ментом», который имел, место в САСШ, а именно — грандиозным бир­жевым крахом (см. гл. XXXII, § 22). Падение цен на товары, сокращение эмиссий ценных бумаг я падение курса акций, снижение производства и, наконец, катастрофический рост безработицы наблюдаются в ряде стран мира. Важнейшей составной частью мирового кризиса является промышленный кризис в САСШ, о котором у нас будет речь особо, в XXXII главе. Но кризис переживают и страны Восточной и Запад­ной Европы. В таких странах, как Австрия и Польша, кризис насту­пил раньше, чем в САСШ. В Польше острым кризисом охвачены: гор­ная, сталелитейная и текстильная отрасли промышленности. Здесь же усилился и аграрный кризис. Заметно повысилось число банкротств.

Кризисные явления имеют место и в Германии, а именно — в угольной, металлообрабатывающей и текстильной отраслях промышленности.

Кризис охватывает и целый ряд колониальных и полуколониальных ‘стран, являющихся поставщиками сырья для европейской и американ­ской промышленности. Наконец, хроническую депрессию переживает Англия, которую вместе с Францией и отчасти Скандинавскими стра­нами т. Мануильский в своем докладе на расширенном заседании пре­зидиума ИККИ отнес «к странам предкризисной конъюнктуры». В этом докладе он заявил, что мировой «кризис знаменует собою начало раз­вала капиталистической стабилизации»… Так выглядит на деле «орга­низованный» капитализм.

§ 17. Социал-демократическая теория «организованного капитализма» также неверна, как и другая буржуазная теория, а именно — теория «кредитного контроля». Целый ряд европейских и американских теоре­тиков рассматривают «кредитный контроль», как эффективный метод кредитного планирования капитализма. Характерно, что эта теория получила распространение именно в эпоху финансового капитала, когда банки из «скромных посредников» превратились в монополистических магнатов. Но как бы ни была велика мощь этих магнатов, она остается именно капиталистической мощью; капитализм не может прыгнуть выше самого себя и стать «плановым капитализмом».

Между тем именно теоретики «кредитного контроля» хотят устра­нить «вредные» колебания капиталистической конъюнктуры и дать пол­ную, никогда неуменьшающуюся нагрузку капиталистическим предприя­тиям, а также вовлечь «до отказа» всю свободную рабочую силу в про­цесс производства.

Немецкий банкир Тан в некоторых своих произведениях так прямо и сулит «золотой век» капитализму, который имеет возможности не­ограниченной кредитной, а следовательно и производственной экспансии (расширения). Эта кредитная экспансия исчерпывает по Гану свои воз­можности тогда, когда «последние рабочие резервы страны окажутся использованными». Следовательно, ни о какой безработице не может быть речи. Также не может быть речи о кризисах, ибо денежный спрос всегда может вновь и вновь создаваться кредитной экспансией.

Другие экономисты несколько иначе мыслят регулирование и стаби­лизацию капитализма при посредстве кредитной политики. Но суть дела не в том, предлагают ли они сокращение или расширение кре­дитной экспансии для стабилизации капитализма. Суть дела в том, что никакая организация кредитной системы и никакие методы кредит­ной политики при капитализме не в состоянии стабилизировать конъюнктуру. Циклические колебания (от подъема к упадку) свойственны природе капитализма, его внутренним закономерностям, а «кредитный контроль» оставляет неприкосновенным строй капитализма, из самого себя порождающего кризисы. Поэтому совершенно был прав немецкий экономист Карл Диль, который указал, что для того, чтобы действи­тельно регулировать конъюнктуру, нужно регулировать производство, а теоретики кредитного контроля оставляют нетронутой капиталисти­ческую анархию.

Иллюзии всеобъемлющего «кредитного контроля» базируются на американской практике централизованного регулирования кредита Фе­деральной резервной системой. Но как раз американская действитель­ность полностью опровергает эти иллюзии. «Общественное» и «центра­лизованное» регулирование кредита в САСШ не предотвратило ни кризиса 1920—1921 г., ни кризиса 1929—1930 года. И даже умеренный аме­риканский экономист Бэрджес, отрицая иллюзии полной стабилизации капитализма при посредстве кредитной политики, все же надеялся что биржевые крахи при наличии Федеральной резервной системы невоз­можны. Он категорически заявлял, что повторение биржевого краха 1907 г. в Америке невозможно. Однако грандиозный биржевой крах 1929 года оставил далеко позади себя кризис 1907 года. Только будучи совер­шенно слепым или сознательно закрывая глаза на факты современной капиталистической действительности, можно в 1930 году поддерживать теорию «кредитного контроля», равно, как и теорию «организованного капитализма» или, подобно Бэрджесу, отрицать возможность биржевых крахов.