Банковское дело

Общественные функции денег отпадут и будут заменены плановой организацией всей общественной экономики. Но совершенно неправильно мнение, будто бы одним только созданием «трудовых денег» или «трудовых бон» можно устранить анархию производства и противоречия классов. На этой ложной точке зрения стоят социалисты-утописты. Они выдвигали проекты и совершали опыты «справедливой организации обмена» по принципу: «право рабочего на полный продукт его труда». Они считали, что эксплуатация рабочих проистекает «от денежной власти» капиталистов, и надеялись эту власть побороть без всякого насилия, просто путем замены существующих денег новыми так называемыми «трудовыми деньгами». В этих целях они предлагали трудящимся объединиться для организации обмена продуктов без посредничества капиталистов и на основе равенства трудовых затрат. Такие идеи выдвигались в течение XIX в. целым рядом социалистов-утопистов, как например Грэем, Брэем, Оуэном, Прудоном и др. На основе этих идей предпринимались также и практические шаги организации справедливого обмена путем учреждения «меновых банков». Эти банки должны были определять количество общественного труда, затраченного на те или иные продукты, и, принимая их на свои склады, выдавать производителям «трудовые боны» или «трудовые деньги». Таким путем устанавливалась «трудовая ценность» продуктов, и каждый мог получить из магазинов и банков по своему «трудовому бону» какие угодно продукты на то количество часов труда, которое было в нем указано.

§ 2. Эти проекты и опыты очень похожи друг на друга и также одинаково плачевны были их результаты. Чтобы показать, как обычно происходило дело, достаточно познакомиться с опытом знаменитого Роберта Оуэна в Англии. В 1832 г. Оуэн обратился к широкой публике от имени «Института справедливого обмена трудящихся классов» с предложением организовать обмен таким образом, чтобы каждый «отдавал свою ценность, выраженную в труде, за равную ценность, выраженную в труде, без посредства денег». Вскоре этот «Институт» начал функционировать. Каждый участник этого учреждения приносил на специальный склад свой продукт и получал «трудовой бон», на котором было обозначено затраченное на данный продукт число часов «общественно-необходимого труда». Эти часы устанавливались специальными оценщиками-калькуляторами. На трудовой бон можно было получить любые продукты, имевшиеся на складе на сумму трудовых часев, указанных в боне.. За посредничество в обмене это учреждение взимало 8У$°/ъ с каждой операции. В первое время эти склады, называвшиеся «базарами», имели большой успех. «Базары» были организованы в Лондоне и в других городах. Но через несколько лет вся эта затея лопнула, так как производство товаров непосредственно не регулировалось и по-прежнему оставалось анархическим, а «Институт» принимал все продукты, на которые затрачен труд. Вскоре же склады оказались переполненными неходкими и ненужными для рынка товарами,—товары же, которые были в спросе, можно было более выгодно продавать на рынке, и не было смысла приносить их в учреждение-Оуэна, чтобы получить за них столько же часов труда, сколько и за неходкие товары. Кроме того условия производства отдельных товаров менялись, а оценщики, не имея никакой возможности это установить, сохраняли прежнюю норму «общественно-необходимого труда». Таким образом из «справедливого обмена» Оуэна должен был получиться совершенно «несправедливый обмен», покоящийся на произвольных расчетах оценщиков, поскольку последние не имели фактически никакой возможности учесть ни условия производства, ни общественные потребности, с которыми должен считаться каждый производитель. Это достижимо только при всеобщей плановой организации общественного производства. А эта последняя недостижима до тех пор, пока существует частная собственность на средства производства

§ 3. Все опыты организации «справедливого обмена» ни к чему не привели, потому что нельзя организовать обмен без организации производства. Если же отсутствует плановая общественная организация производства, то «равновесие» между отраслями производства и производством и потреблением может осуществляться- только через рынок, через колебание цен (цены на избыточные товары падают, на недостаточные растут и этим вызывают соответствующий перелив труда из одних отраслей в другие); цена же, как мы уже знаем, есть не что иное, как выражение стоимости товаров в одном определенном товаре—деньгах. Следовательно поскольку существует рынок, и производство регулируется не сознательно, а стихийно, постольку необходимо существование денег. И наоборот, поскольку отсутствует рынок и производство и распределение организованы центральным органом общества, постольку не существует ни товара, пи его цены, и следовательно нет надобности в деньгах, как средстве рыночного выражения стоимости товаров и средстве стихийно рыночного обмена.

§ 4. Современный социалист-утопист Сильвио Гезелль считает, что можно таким образом регулировать денежное обращение, чтобы сохранить преимущества частного производства и частного обмена и вместе с тем устранить противоречия капитализма: классовую эксплуатацию, кризисы и. безработицу. Его ошибка в том, что он видит все зло современною капиталистического общества в деньгам или денежной монополии, но отнюдь не в классовой монополии капиталистов на средства производства (откуда в действительности проистекает эксплуатация трудящихся). Чего стоит, например, его рассуждение о том, что кризисы проистекают от недостатка денег, и что поэтому достаточно выпускать необходимое количество денег, чтобы никогда не было никакой задержки в сбыте, а если так, значит, невозможна и безработица, и низкая заработная плата, поскольку денежный спрос на товары всегда будет достаточным. В этих целях он предлагает отменить совершенно металлические деньги и выпускать бумажные деньги в таком количестве, чтобы все, что произведено, могло быть продано. Наивность этого взгляда очевидна для всякого. Кризисы проистекают из от недостатка денег, а от анархии производства, а эксплуатация рабочих не от «денежной власти», но от Mонополии капиталистов на средства производства. И без устранения того и другого социализм построить нельзя. То, что предлагает Гезелль, есть не что иное, как Смежная инфляция, ибо он как раз рекомендует для предотвращения кризисов выпускать деньги для продажи товаров, ненужных для общества, а следовательно ненужных и для обращения. Всякий же выпуск денег сверх потребностей обращения приводит к инфляции, а от инфляции больше всего страдает рабочий класс, идеологом которого считает себя Силъвио Гезелль. Гезелль проявляет полнейшее непонимание сущности денег, ибо он считает, что бумажные деньги совершенно устраняют необходимость металлических денег. Но это совершенно ложный взгляд, ибо основную функцию денег— мерила стоимости бумажные деньги не выполняют. Те проекты организации денежного обращения, которые в национальном и даже мировом масштабе предлагали Гезелль и его «Лига», можно рассматривать как один из способов отвлечь рабочий класс от революционной борьбы.

§ 5. Но нужны ли деньги в переходной от капитализма к коммунизму экономической системе, каковой является экономическая система СССР. В экономической системе СССР имеются элементы как социалистического, так и капиталистического общества и докапиталистических хозяйственных форм.

Экономический строй СССР состоит по Ленину из следующих пяти социально-экономических укладов:

При наличии пестрого сочетания различных социально-экономических укладов, СССР все же является единой хозяйственной системой.

§ 6. В чем единство нашей хозяйственной системы? Оно заключается в том, что наша система в целом является планово регулируемой в товарно-денежной форме. Но ведь товарно-денежная форма хозяйства является необходимой для бесплановой, стихийно-регулируемой хозяйственной системы, следовательно, товарно-денежная форма отрицает плановое регулирование. И обратно: плановое регулирование отрицает стихийную, бесплановую товарно-денежную форму.

Конечно это противоречие нашей системы в конечном счете должно быть разрешено в ту или иную сторону. Действительность показывает, что это противоречие имеет вполне определившуюся тенденцию быть разрешенным в сторону победы обобществленного сектора и, следовательно, планового начала. Полная победа планового начала означает устранение товарно-денежной формы, которая необходима лишь постольку и до тех пор, пока частные хозяйства еще остаются необходимыми и пока еще неустраненными элементами нашей хозяйственной системы. Частные же хозяйства порождают капиталистические отношения, и следовательно классовую борьбу.

Итак тенденция развития нашей хозяйственной системы заключается в превращении ее, через выкорчевывание корней капитализма и обобществление мелких хозяйств, из планово-регулируемой в товарно-денежной форме в систему, планово-регулируемую без посредства товарно-денежной формы, т. е. в социалистическую систему.

И оценивать роль денег в нашей хозяйственной системе без учета этой тенденции ни в коем случае нельзя. К переходной от капитализма к социализму экономической системе необходимо подходить не статически (т. е. как к неподвижной системе), но динамически (т. е. как к непрерывно меняющейся системе).

В соответствии с данной выше общей характеристикой нашей хозяйственной системы должен быть решен вопрос о природе и функциях денег в СССР. Здесь легко впасть в двоякого рода ошибки.

Одни экономисты, исходя из факта наличия денег и их необходимости для хозяйственной системы СССР, прямо переносят общие законы денег и денежного обращения в капиталистическом обществе на нашу хозяйственную систему. Они «просто» характеризуют нашу денежную систему как одну из разновидностей капиталистических денежных систем.

Другие, исходя из факта планового регулирования всей нашей хозяйственной системы в целом, считают, что наши деньги уже совеем не деньги, но квитанции на распределяемую центральными органами общественную продукцию.

Обе эти точки зрения, противоречащие друг другу, одинаково ошибочны. Как номинализм и металлизм отражают собой, как мы показали, противоречия, присущие самим деньгам, так и две изложенные точки зрения отражают внутреннюю противоречивость, присущую деньгам в переходной хозяйственной системе.

Деньги в переходный период уже не деньги в капиталистическом смысле, ибо они не могут не претерпеть существенных изменений под воздействием всеобщего планово-регулирующего начала нашей хозяйственной системы. Но, с другой стороны, деньги в переходный период еще не квитанции на планово-распределяемый общественный продукт, ибо наша система еще не свободна от стихийно-рыночного начала, которое до известной степени противодействует плановому регулированию.

§ 7. Итак в самой общей форме на вопрос о природе денег в переходную эпоху можно ответить так: поскольку в течение этой эпохи происходит процесс ликвидации капиталистических отношений и стихийно-рыночных товарных связей и замена этих последних планово-организованным производством и распределением продуктов, постольку постепенно отмирает категория денег.

Чем дальше продвигаются процесс вытеснения стихийно-рыночных отношений и строительство социализма, тем больше деньги лишаются своей стихийно-рыночной «души», тем больше ограничиваются и лишаются своего значения функции, присущие деньгам.

§ 8. В самом начале нэпа рост материальных элементов нашей хозяйственной системы происходил в связи и на основе товарно-рыночных отношений. Но развертывание товарно-рыночных отношений, как мы уже знаем из I отдела, означает вместе с тем и процесс развития денег.

Развитые рыночные отношения не могут существовать в форме непосредственного безденежного продуктообмена, т. е. в простой или ‘случайной форме стоимости. Всеобщность рыночных отношений может быть достигнута лишь тогда и постольку, когда и поскольку за одним определенным товаром монополизируется роль всеобщего эквивалента. Поэтому уже в начале нэпа стала ощущаться настоятельная необходимость в деньгах как всеобщем эквиваленте, как всеобщей форме стоимости всего бесконечного разнообразия товаров, производимых в обществе.

Внедрение в обращение червонца, имевшего сравнительно твердую связь с золотом, создало базу для энергичного развертывания процесса денатурализации нашего хозяйства и восстановления разрушенного империалистической и гражданской войной народного хозяйства. Завершение денежной реформы в 1924 г. означало восстановление роли денег в нашем хозяйстве, а действительными деньгами, представителями которых были червонцы и казбилеты, являлось, как мы показали в XV главе, именно золото.

§ 9. Сохранив в своих руках командные экономические высоты и огромные материальные ресурсы, пролетарское государство в период проведения денежной реформы в 1924 г. проявило огромную способность регулирования рынка (товарная и валютная интервенции). Устойчивость бумажной валюты была достигнута в значительной мере именно благодаря этим мерам. В этих мероприятиях, которые выражались не в чем ином, как в закреплении определенной покупательской силы и курса рубля, заключалось ограничение стихийно-рыночных отношен in и следовательно ограничение роли самих денег. В этом специфическая особенность денежной реформы в СССР в отличие от денежных реформ, проведенных в течение этого периода буржуазными государствами.

Если «валютная интервенция», т. е. воздействие на курс новой бумажной валюты путем покупки-продажи золота и инвалюты, применялась и буржуазными государствами при проведении денежных реформ, то товарная интервенция и централизованное регулирование цен были специфически советским методом проведения денежной реформы.

И именно этот недоступный для буржуазных государств метод, несмотря на отсутствие достаточно большого золотого запаса и несмотря на наличие бюджетного дефицита, обеспечил успех нашей денежной реформы.

Но этот метод вытекал из всею существа нашей экономики, в которой почти вся промышленность, транспорт и внешняя торговля обобществлены и управляются единым центром. Конечно эта специфическая особенность нашей денежной реформы осталась непонятой буржуазными экономистами, ибо они не могли отдать себе отчет в особенностях всего строя нашей экономики.

§ 10. Таким образом при проведении денежной реформы обобществленный сектор достаточно энергично проявил свою способность регулирования рынка, а вместе с тем свое регулирующее влияние на все народное хозяйство СССР.

Денежные функции уже тогда находились под воздействием регулирующего влияния обобществленного сектора, а в этом сказалась еще не отмена, но уже ограничение роли денег в переходной экономике, и в скрытой форме начало уничтожения самих денег.

Как известно, дальнейший рост производительных сил был связан с двумя явлениями: а) прогрессивным падением удельного веса частнохозяйственного сектора, б) ростом планирования непосредственно-обобществленного сектора и через него всего народного хозяйства в целом.

Развитие этих тенденций, достигшее в настоящее время уже высокой ступени, означает вместе с тем все большее ограничение стихийно-рыночных элементов во всей хозяйственной системе СССР, и вместе с тем ограничение социальных функций денег.

Деньги лишь постольку могут проявлять полностью свои функции мерила стоимости и средства обращения, поскольку существует свободный рынок. Золото как мерило стоимости имеет смысл лишь постольку, поскольку все товаропроизводители непосредственно через рынок приравнивают стоимости своих товаров к стоимости золота и таким образом устанавливаются рыночные цены. Между тем в настоящих условиях цены наиважнейших товаров устанавливаются отнюдь не рынком, но центральными органами обобществленного сектора. Цены товаров, проходящих через государственный и кооперативный

торговый аппарат, отнюдь не колеблются под воздействием спроса-предложения.

§ 11. Ни в коем случае нельзя сказать, что деньги на данном этапе развития переходной системы полностью или в «чистом» виде выполняют функцию мерила стоимости. Равным образом нельзя сказать обратного, а именно, что функция мерила стоимости абсолютно лишена ^всякого значения в хозяйстве СССР. С одной стороны, налицо огромной важности факт; 80% всей товарной продукции СССР проходит через обобществленный сектор, а цены на эту продукцию устанавливаются центральными органами отнюдь не на том уровне, на котором они установились бы при свободном действии закона стоимости и механизма спроса-предложения, следовательно при свободном действии функции денег как мерила стоимости.

При таких условиях деньги как мерило стоимости зажимаются в тиски единого планового регулятора: цены и деньги как мерило стоимости по существу все больше играют лишь подчиненную роль для плана; цены и деньги все более становятся тем, что не свойственно им от природы (и противоречит их существу), а именно служат формой проявления планового регулирования и в этом смысле деньги перестают быть деньгами.

Но не следует забывать, что хозяйственная система СССР в целом находится в капиталистическом окружении и выступает на мировом рынке в качестве покупателя и продавца товаров. А на мировом рынке мерилом стоимости являются деньги—золото.

С другой стороны, борьба частного сектора с обобществленным внутри страны выражается в том, что частный сектор нередко пытается нарушить систему цен, установленную планово-регулирующими органами, и в этих попытках проявляется стремление вернуть стоимости—деньгам—спросу и предложению их регулирующие функции. И хотя развитие нашей хозяйственной системы в целом подчиняется единому плановому регулятору, однако эта борьба говорит о том, что денежные функции еще пытаются противостоять плановым функциям, еще не абсолютно подчиненным этим последним.

Итак мы приходим к выводу, что по отношению ко всей нашей хозяйственной системе в целом деньги и являются и не являются мерилом стоимости. Они уже далеко не всеобщее мерило стоимости, но еще не лишены целиком этой функции, и следовательно еще не являются просто условными номинальными счетными единицами. Таковыми они будут лишь тогда, когда вся общественная продукция будет проходить через централизованное и плановое распределение продуктов.

§ 12. То же следует сказать и о функции средства обращения, которая неразрывно связана с функцией мерила стоимости. Мы знаем, что товаропроизводитель, выражая стоимость данного товара в стоимости золота, тем самым выражает частный труд в своей противоположности— единицах общественного труда. Но это выражение еще должно быть признано обществом и это признание осуществляется на рынке при продаже товара.

Деньги как средство обращения разрешают это противоречие между частным и общественным трудом. Но значительная часть продукции СССР выступает с самою начала как результат обобществленного труда и следовательно на этом участке отпадает противоречие между частным и общественным трудом.

§ 13. Принципиальное значение системы «заборных книжек» лежит в признаке планового распределения. Основные продукты — хлеб, масло, мясо и пр. — нельзя получить из государственных и кооперативных продмагов только за «деньги», но обязательно нужно предъявить и соответствующей талон заборной книжки. Следовательно хлеб и пр. не «продается», но распределяется, причем в качестве распределительного ордера выступает талон заборной книжки плюс определенная твердо установленная сумма денежных знаков. И совершенно правильно, что у нас «в противоположность капиталистическому хозяйству может оказаться легче превратить товар в деньги, чем деньги в товар», так как деньги сами по себе еще не дают абсолютного права требования на «товары».

Но лишение денег в рамках обобществленного сектора функциональной роли средств обращения в капиталистическом смысле этого слова имеет силу не только по отношению к так называемым дефицитным товарам, распределяемым по заборным книжкам, но также и по отношению ко всей прочей продукции, реализуемой через государственный и кооперативный «торговый» аппарат. Ведь цена является твердой, установленной не рынком, но плановыми органами, а продажа товара за деньги в точном смысле означает продажу по цене, установленной рынком.

В этом отношении весьма характерно постановление ЦК ВКП (б) от 26 августа 1929 г. о новых задачах контрактации посевов. Это постановление говорит о введении «планового продуктообмена с деревней» путем договоров между крестьянскими объединениями и государством, согласно которым крестьяне сдают государству хлеб по фиксированным ценам, а государство также по заранее установленным ценам снабжает крестьянство средствами производства и средствами потребления. Реализация этих договоров конечно будет означать замену стихийно-рыночного обмена непосредственным продуктообменом, при котором выпадают деньги как средства обращения.

§ 14. Однако означает ли все сказанное о средствах обращения, что вообще, т. е. для всей хозяйственной системы СССР, деньги абсолютно лишены своей функции средства обращения? Этого ни в коем случае нельзя сказать так же, как и о функции мерила стоимости и по тем же основаниям.

Следовательно и в этой функции отчетливо проявляется двойственный, переходный и противоречивый характер наших денег. Они еще не являются целиком ордерами на продукты, но уже не служат в полной мере средствами обращения для всей хозяйственной системы, ибо огромная часть продукции уже не «обращается», но распределяется.

§ 15. Та же двойственная природа денег в переходном хозяйстве имеет силу и по отношению к прочим функциям денег как сокровища, мировых денег и платежного средства.

В частном секторе функция сокровища именно теперь приобретает огромное значение. Поскольку социальными условиями чрезвычайно ограничена возможность капиталистического накопления, т. е. превращения денег в производительный капитал, постольку усиливается жажда скопления сокровищ. Уходя из производства и торговли, частный капитал стремится унести с собой как можно больше звонкого металла в качестве сокровища. Но эта же функция имеет значение также и для обобществленного сектора, поскольку этот последний как организованная единица выступает на мировом рынке. В отличие от капитализма накопление золотых сокровищ в центральном банке СССР не имеет никакого отношения к внутреннему обращению. Эти золотые резервы не являются также централизованным сокровищем частных лиц (ср. «систему единого резерва» Англии в гл. XXX), но целиком и полностью принадлежат государству и являются для него не чем иным, как резервом мировых платежных и покупательских средств.

Таким образом если функциональная роль сокровища как регулятора денежного обращения внутри страны полностью отпала в СССР, то поскольку остаются частнохозяйственный сектор внутри страны и связи обобществленного сектора с мировым капитализмом, постольку золото еще не утратило окончательно своих функций сокровища и мировых денег. Отсюда между прочим и необходимость сохранения и дальнейшего развития огосударствленной золотопромышленности в СССР и необходимость накопления золотых фондов Госбанком СССР как резерва, который всегда можно реализовать на мировом рынке, где именно золото является всеобщим эквивалентом.

§ 16. Наконец и функция платежного средства внутри страны лишается в рамках обобществленного сектора и в организованном продуктообмене этого последнего с частным сектором своего истинного значения. Деньги в этой сфере выступают не как платежное средство,, т. е. не как воплощение всеобщего эквивалента-золота, но просто как расчетный знак между отдельными частями обобществленного сектора. С другой стороны, поскольку в указанных выше рамках сохраняется значение функции средства обращения, постольку в тех случаях, когда платеж за товар отсрочивается, или осуществляются денежно-кредитные отношения, имеет действительную силу и функция платежного средства.

§ 17. Мы показали, что в решающих сферах народного хозяйства СССР деньги не являются выражением общественных отношений самостоятельных товаропроизводителей, связанных между собой через стихию свободного рынка: поэтому в целом по отношению ко всей экономике СССР можно сказать, что они уже не деньги в истинном смысле этого слова. Но поскольку еще не закончена борьба плана и стихии, постольку нельзя сказать, что деньги полностью превращены в социалистические распределительные талоны, расчетные знаки или трудовые боны.

Наши деньги по существу, т. е. по своей социальной природе уже не деньги, но еще не расчетные знаки. С этого мы начали, установив общую особенность нашей экономики, и этим же мы закончили конкретное рассмотрение отдельных денежных функций.

Двойственность их природы отражает собою то противоречие основных элементов, которое имеет место в единстве — переходной системе хозяйства.

Противоречия этой последней находят свое выражение в деньгах.

Наш червонец заключает в себе противоречие денег и расчетных знаков. Но за деньгами скрыта рыночная стихия, за расчетными знаками — плановое производство и распределение. Следовательно противоречие нашего червонца отражает собою не что иное, как противоречие плана и стихии, т. е. основное противоречие переходной системы.

Конечно это противоречие не может не быть разрешено в ту или другую сторону. Победа рыночной стихии означала бы торжество денег в их основных функциях; окончательная победа плана — полную ликвидацию денег. Тенденция развития нашего хозяйства вполне отчетливо говорит именно о втором пути разрешения этого противоречия. Это противоречие разрешается лишь путем борьбы, но не мирного «перерастания» одного элемента в другой, в данном случае товарного хозяйства в социалистическое. Говорить при таких условиях, что от денег как таковых уже ничего не осталось в хозяйстве СССР, — это значит переоценивать роль плана и недооценивать роль частнохозяйственной стихии; это значит—подменять закономерности переходной системы хозяйства закономерностями полностью организованного общества.

Поэтому и до сих пор, имеет силу тот пункт программы РКП, принятой в марте 1919 г., который гласит: «пока еще не организованы полностью коммунистическое производство и распределение продуктов, уничтожение денег представляется невозможным». Все те, кто видят в наших деньгах только какую-либо одну сторону присущего им противоречия, тем самым подменяют законы переходного хозяйства либо законами капитализма, либо — социализма. Но наша экономическая система не является ни капиталистической, ни социалистической, и наши деньги не являются ни истинными деньгами, ни социалистическими ордерами, ноте и другие составляют два полюса противоречия, присущего нашим деньгам.