Банковское дело

В октябре 1917 г. пролетариат получил в наследие от буржуазии в корне расстроенную денежную систему. Все сливки эмиссионного налога уже были сняты царским и временным правительствами, которыми всего было выкачено у населения путем инфляции товарных ценностей более чем на 7 млрд. золотых руб. Вооруженной силой сломив сопротивление чиновников Государственного банка, советская власть завладела эмиссионным аппаратом и воспользовалась им для финансирования «издержек революции».

§ 1. Печатный станок служил пролетариату средством борьбы с буржуазией, наряду с огнестрельным оружием.

Время от середины 1918 г. до апреля 1921 г. обычно называется периодом «военного коммунизма». В период военного коммунизма все было мобилизовано для борьбы с внутренней и внешней буржуазией.

«Все паше хозяйство как в целом, так и в отдельных частях, было насквозь проникнуто условиями военного времени. Считаясь с нам, мы должны были ставить своей задачей сбор определенною количества продовольствия, не считаясь совершенно с тем, какое это займет место в общехозяйственном обороте» (Ленин). Такая политика была необходимостью в условиях ожесточенной гражданской войны. «В тех условиях войны, в которые мы были поставлены, эта политика была правильна. Мы не имели никакой другой возможности, кроме максимального применения немедленной монополист, вплоть до изъятия всех излишков, хотя бы без всякой компенсации… Это была мера, вызванная не экономическими, а предписанная нам в значительной степени условиями военными» (Ленин). Поскольку «военный коммунизм» «был вынужден войной и разорением», «он не был и не мог быть отвечающей хозяйственным задачам пролетаризма политикой. Он был временной мерой» (Ленин).

Введение продразверстки и многочисленных и всеобщих трудоповиностей, национализация всего производства вплоть до мельчайших предприятий, централизованное (через так называемые «главки», т. е. главные управления отдельных отраслей промышленности) управление всей промышленностью, отмена вольного рынка и централизованное снабжение населения и Красной армии продуктами — таковы характерные черты этого периода. Все эти мероприятия привели к тому, что сфера рыночного обмена чрезвычайно сузилась: между тем бумажно-денежная эмиссия продолжала расти; но ее реальная ценность падала ввиду непрерывного возрастания темпа обесценения совзнаков.

§ 2. Следующая таблица показывает рост денежной массы и падение ее реальной ценности.

Чрезвычайное сокращение сферы рыночного обмена, катастрофическое увеличение скорости обращения денег при непрерывном возрастании эмиссии, таковы причины столь резкого обесценения совзнаков. Темп обесценения постоянно (кроме 2 полугодия 1920 г.) обгонял темп эмиссии, что видно из диаграммы № 5 на стр. 172.

Но бумажно-денежный поток в течение этого периода не исчерпывался одной централизованной эмиссией совзнаков советской властью. С весны 1919 г. местные эмиссии денежных знаков получили чрезвычайно широкое распространение в связи с раздроблением всей нынешней территории СССР на множество политически или хозяйственно оторванных друг от друга областей и районов и даже отдельных городов, вплоть до уездных.

§ 2. Период «военного коммунизма» — это период небывалого в истории бумажно-денежного хаоса. Распад единства денежной системы отражал глубочайший распад экономических связей ранее целостного хозяйственного организма и в свою очередь усугублял общехозяйственную деградацию (упадок). Цены не только росли со дня на день, даже с часа на час, но самое главное — исчезла единая цена. За один и тот же период на один и тот же товар — ржаную муку — цены в совзнаках в Ленинграде были в 23,8 раза выше, чем в Саратове, и в 15 раз выше, чем в Ульяновске. В каждом районе устанавливались свои собственные цены, и чем больше один район был отдален от другого, тем большим был разрыв цен. Не менее резким был разрыв цен товаров на одном и том же рынке. Так например на московском рынке в октябре 1920 г. цены на масло, сахар, пшено м сельди возросли в сравнении с 1913 г. свыше, чем в 10 тыс. раз;

цены на мясо, молоко и яйца от 5 тыс. до 10 тыс. раз, а на капусту и свежую рыбу—менее чем в 5 тыс. раз. Цены же на продовольствие в целом возросли во много раз; больше, чем цены на предметы роскоши. Рынок вообще был загнан в подполье, и хотя фактически он повсюду существовал в период «военного коммунизма», но сфера рыночного товарооборота и следовательно сфера денежного обращения оказалась весьма суженной. Этим наряду с сильно возросшей скоростью обращения денег и объясняется, почему к 1 июля 1921 г. товарное обращение всего Союза удовлетворялось денежной массой, реальная ценность которой была равна всего 29 млн. руб.

§ 3. Денежно-рыночный товарооборот чем дальше, тем больше вытеснялся, с одной стороны, государственным, бесплатным снабжением продуктами в натуре, а с другой стороны, нелегальным частнохозяйственным товарообменом.

Чем дальше, тем больше для рабочих’ и служащих главным источником снабжения становился паек (установленная государством твердая норма планового снабжения), а не покупка товаров на рынке за совзнаки. Так по данным Л. Ерицмана в среднерусском бюджете рабочего госснабжение в натуре составляло: в 1918 г.—41%» в 1919 г.— 63%, в 1920 г.—75%- Также в общем реальном государственном бюджете денежные доходы-расходы к 1920 г. играли незначительную роль. По предположениям С. Голованова весь государственный доход за 1920 г. {включая валовой доход от национализированных отраслей народного хозяйства) был равен 1 726 млн. золотых руб. Из этой суммы на долю денежных расходов по его вычислениям приходилось только 126 млн. руб., или 7,3°/_а. Конечно эти цифры приблизительны, ибо нет данных для точного исчисления, но соотношение денежной и натуральной частей бюджета таковым примерно и должно было быть. Таким образом астрономические цифры бумажно-денежной эмиссии в 1920 г. фактически приносили государству очень скромный реальный доход. Главной опорой бюджета была не эмиссия, но поступление продукции в натуре от крестьянства в порядке продразверстки и от промышленности путем прямого изъятия всей необходимой государству продукции и ее планового распределения.

§ 4. В этот период были сделаны практические шаги на пути замены денежного оборота безденежными бухгалтерскими расчетами. Декрет СНК от 23 января 1919 г. устанавливал определенный порядок расчетов между национализированными и муниципализированными и находящимися под государственным контролем предприятиями и учреждениями. Расчеты должны были производиться, как говорилось в декрете, «бухгалтерским способом без участия денежных знаков». Декретом СНК от 6 января 1920 г. эти постановления были распространены на кооперацию. Наконец декретом СНК от 25 июля 1920 г. о реквизициях и конфискациях, было предписано частным лицам вносить на текущие счета в государственные кассы всю денежную наличность, превышающую двадцатикратную минимальную тарифную ставку данной местности на одно лицо. Таким образом советская власть принимала в то время меры(которые не исчерпывались приведенными декретами) к сужению сферы денежного обращения. Так 2 сессией ВЦИК 18 июня 1920 г. по докладу НКФ было принято постановление, в котором была признана деятельность НКФ, выразившаяся «в стремлении к установлению безденежных расчетов для уничтожения денежной системы, — в общем соответствующей основным задачам хозяйственного и административного развития РСФСР». ВЦИК поручил принять действительные меры для проведения в жизнь новой системы хозяйственного управления.

В связи с общим курсом на сужение сферы денежного обращения встал вопрос о замене прежнего денежного учета новым единым методом оценки и учета хозяйственной деятельности. Как исчислять эффект производственной работы? Каким образом можно установить, какие продукты выгоднее производить, если нет общей единицы учета производительности труда? И не означает ли установление той или иной единицы учета снова возврат к деньгам, по крайней мере как мерилу стоимости? Эти вопросы организации хозяйственного учета в социалистическом обществе в этот период приобрели огромное практическое значение и неудивительно, что происходило оживленное их обсуждение в научных и деловых кругах.

Нашими экономистами был предложен целый ряд проектов хозяйственного учета и оценки при социализме. Одни предлагали ввести непосредственный хозяйственный учет затрат по каждому виду продуктов в отдельности, другие выдвигали единый принцип оценки затрат для всех видов продуктов. С другой стороны, в числе этих последних проектов одни выдвигали принцип связанного (пайкового) распределения продуктами, другие свободного распределения. В последнем случае каждому трудящемуся выдавался бы трудовой бон, на который он мог бы получать любые продукты равной «трудовой ценности». Значительная часть проектов сводилась к установлению единой «трудовой единицы» учета и распределения, которую назвали «тредом». Основной единицей «трудовой» ценности по предложению Ереев считается «час простого неквалифицированного общественно-необходимого труда».

Также в своем проекте писала: «За единицу трудового учета принимается средняя продукция одного нормального дня простого труда при нормальней его напряженности для данного рода работы. Означенной трудовой единице учета присваивается наименование «тред». На Совет труда и обороны излагается выработка и установление: 1) правил приведения сложного труда к простому; 2) выраженного в тредах . го прейскуранта всех хозяйственных благ и услуг, подлежащих учету, и 3) порядка периодического, по мере-надобности, пересмотра этих правил и прейскурантов». Но то, что «возлагалось» на Совет труда и оборины, и было самым важным и трудным. Конечно можно более: или менее точно учесть, сколько конкретного труда затрачивается на тот или иной, продукт (если и затраты сырья также выражены в трудовых единицах), но как установить, сколько затрачено общественно-необходимою и простою труда, как сложный труд свести к простому? Для центральных органов хозяйственного управления это было бы весьма трудным, но не, неосуществимым делом. При наличии планового учета общественного потребления, с одной стороны, и данных технических условий,, с другой стороны, можно было бы установить, какой труд в каждой отрасли является общественно-необходимым. Также вполне возможно и сведение сложи го труда к простому, если будет точно установлена необходимая затрата труда на получение той или иной квалификации. Впрочем этот момент в коммунистическом обществе не будет играть роли, ибо, предполагая высокие развитие техники, в этом обществе будет проведен принцип: «с каждого по способностям, каждому по потребностям». Но при отсутствии этой возможности, т. е. когда условия технического развития еще не дают возможности полного удовлетворения всех общественных потребностей, к нечто необходимо будет распределение продукции с учетом затраченного каждым производителем труда> и следовательно здесь необходимо будет сведение сложного труда, к простому.

Наиболее соответствующими социалистической системе были проекты введения всеобщего хозяйственного учета в трудовых единицах — тредах. Эти треды как будто очень похожи на «трудовые боны» Оуэна или другие подобные попытки непосредственно определить стоимость продуктов в трудовых единицах (см. главу XVIII). Но существенная разница между ними в том, что проекты наших тредов имели под собой более или менее твердую почву в виде национализации и централизованной организации всей промышленности (и отсюда теоретическая возможность установления количества затраченного на продукты общественно-необходимого труда), в то время как Оуэн хотел ввести организованный и «справедливый обмен» по «трудовой ценности» при наличии частной собственности на средства производства и полной анархии всего производства.

Но не являлись ли эти треды по существу теми же деньгами, лишь по-иному названными? Буржуазные экономисты обычно дают положительный ответ на этот вопрос, но это совершенно неверно. «При общественном производстве денежный капитал отпадает. Общество распределяет рабочую силу и средства производства между различными отраслями труда. Производители могут, пожалуй, получать бумажные удостоверения, по которым они извлекают из общественных потребительных запасов то количество продуктов, которое соответствует их рабочему времени. Эти удостоверения отнюдь не деньги. Они не совершают обращения» (К. Маркс).

§ 5. Но проекты введения всеобщего и единого хозяйственного учета в тредах и распределение продукции в «бумажных удостоверениях», выраженных в тредах, не были осуществлены на практике.

Дело в том, что обязательное условие, при котором могут быть ликвидированы деньги, согласно постановлению VIII съезда РКП—«полная организованность коммунистического производства и распределения», невозможно было осуществить ни в 1918 г., ни в 1919 г., ни, в 1920 г. Если крупное производство уже было обобществлено и организовано (и таковым оно является и теперь), то много миллионов крестьянских хозяйств по прежнему оставались дезорганизованной массой, и государство фактически не имело возможности, с одной стороны, извлекать все хлебные излишки, а с другой стороны, снабжать крестьянство в необходимом количестве городской продукцией. Выполнение продразверстки постоянно отставало от планов; установлено, что у крестьянства оставались значительные запасы хлеба. Весь этот хлеб₍ уходил на «подпольный рынок», рыночный товарооборот несмотря на все репрессии продолжал существовать.

А раз существует рынок, значит, как мы уже знаем, должны быть и цены и деньги. Мы знаем далее, что действительными деньгами является только какой-либо один определенный товар, например золото. Какой же товар был деньгами на «подпольном рынке» в эпоху «военного коммунизма», что являлось здесь мерилом стоимости? Чтобы ответить на этот вопрос мы должны вспомнить то, о чем говорилось в I главе, а именно о четырех формах стоимости. На «подпольном, рынке» в период «военного коммунизма» складывались отношения, которые можно подвести как под простую и развернутые формы, так и под всеобщую форму. Когда городское население переживало настоящий голод, а сельское население — острую нужду в целом ряде продуктов, как хлебе, мануфактуре и пр., то не могло быть’ и речи о том, чтобы всеобщим товарным эквивалентом было золото. Само золото превратилось в рядовой товар и к тому же значительно менее ценный, чем до войны, в противоположность например таким товарам, как хлеб или соль. Уже в 1918 г. на золото можно было купить товаров по индексу в 10 раз меньше, чем до войны, т. е. золотой рубль в товарах стоил всего гривенник.

Рынок, загнанный в подполье, к тому же лишенный денег, был в силу этого дефективным, рынком. Но раз рынок существовал, и рыночные отношения, хотя бы в уродливой форме и в ограниченном объеме, развивались, необходимо должны были быть созданы и новые деньги. И этот процесс развития новых видов товаров-денег мы как раз и наблюдаем в этот период.

Торгуя «из-под полы», т. е. нелегально, продавцы и покупатели устанавливали в каждом отдельном случае случайные меновые эквиваленты, поскольку всеобщего эквивалента не было.

Вот пример установления в г. Калуге в январе 1919 г. по данным Ф. Термитина меновых пропорций, соответствующих по марксовой теории развернутой форме стоимости (поскольку один какой-либо товар в качестве всеобщею эквивалента здесь не фигурировал):

1 фун. мыла =2 фун. пшена, 22 фун. керосина = 15 фун. гороха,

1 шинель = 10¹/2 фунтов — крупы-ядрицы, 3 фун. соли = 30 фун. овса, 1 пара сапог = 30 фун. гречневой крупы.

Поскольку на рынке одновременно устанавливались простые меновые отношения между длинным рядом товаров, постольку эти отношении могут быть названы развернутой формой стоимости, как например: 1 воз дров = 672 фунта керосина, или 1 шинели, или—15 фун. соли (пропорция взята из книги Вайсберга «Деньги и цены»). Такие пропорции устанавливались на всех рынках, и это было неизбежно, коль скоро рыночные отношения существовали.

Наиболее ходкие и наиболее ценные товары становятся всеобщими эквивалентами. Обычно не только в разных районах, но даже и в одном и том же районе существовало по нескольку эквивалентов. Эти товарные эквиваленты постоянно вели друг с другом борьбу за положение денежного, т. е. всеобщего и единого эквивалента. Так б Москве в 1920 г. наиболее сильными претендентами на «денежный престол», освободившийся после «низложения» золота, были соль и печеный хлеб. «Мы имеем все данные считать, — говорит Вайсберг, — соль для Москвы в 1920 г. масштабом цен, орудием обращения и средством накопления». В других местах были другие претенденты. Отправлявшийся в деревню за продуктами, предварительно всегда выяснял, «на что в этой деревне меняют», например на соль или хлеб или керосин, и в соответствии с этим брал с собой определенное количество данного эквивалента.

Таким образом развернутая форма стоимости превращается для каждого отдельного района во всеобщую форму.

Вот пример этой всеобщей формы стоимости (также взятый из жизни), при которой всеобщим эквивалентом является ржаная мука:

30 фун. керосина 10 фун. мыла 3 фун. махорки 10 арш. ситца

«Если бы, — сказал Маркс, — все товары выражали свою стоимость в, серебре, пшенице или меди, то серебро, пшеница или медь были бы мерилами стоимости, следовательно, всеобщими эквивалентами».

Однако поскольку у нас в этот период «эквивалентная форма» нигде прочно не срослась с натуральной формой» какого-либо определенного товара, постольку мы по существу еще не имели действительных, вполне развитых денег. Всеобщая форма стоимости еще не превратилась в денежную форму стоимости. Раз не было на «подпольном рынке» единого эквивалента для всей экономической системы СССР, значит в СССР не было в этот период действительных, закончивших свое развитие денег.

§ 6. Но наряду с этими эквивалентами — недоразвитыми деньгами — существовало нечто, что все мы называли «деньгами», а именно сов-знаки. Бумажные же деньги не есть деньги, но только заместители или представители денег. Коль скоро золото перестало быть действительными деньгами, бумажные деньги должны были найти какую-либо другую точку опоры, но такой единой точки как раз не было. Отсюда и полнейшая неустойчивость совзнаков и полнейшая неразбериха в ценах. В одном районе, говорили так: «рубашка стоит 10 фун. муки, а в совзнаках  сегодня она стоит 20 млрд. руб.» и продавец рубашки получал 20 млрд. руб., на которые он мог купить 10 фун. муки. В тот же день в другом районе говорили так: «рубашка стоит 5 фун. соли, а в совзнаках сегодня она стоит 10 млрд. руб.» И оказывалось, что одна и та же рубашка здесь стоит 20 млрд. руб., а там 10 млрд. руб. Поскольку в разных районах фигурировали разные эквиваленты, постольку совзнакам приходилось замещать то соль, то муку, то ситец и т. д.

Если бы в качестве мерила стоимости и средства накопления функционировали действительные и вполне развитые деньги — золото, т. е. всеобщий и единый эквивалент, то такого положения существовать не могло бы: совзнаки обесценивались бы более равномерно.

Но как раз ввиду разрыва хозяйственных связей, глубоких сдвигов, в производстве и потреблении, нелегального положения рынка, расстройства транспорта и т. д., в каждом районе устанавливались свои, собственные эквиваленты, и каждый район по-своему устанавливал, какую ценность данного товарного эквивалента — «полуденег» замещают находящиеся в обращении совзнаки. В этом отсутствии единой товарно-денежной основы у совзнаков все своеобразие положения на «подпольном рынке». Совзнаки были лишены прочного, единого для всего общества установленного денежного основания — мерила стоимости.

§ 7. Если в отдельных районах развивались эквиваленты, ‘хотя бы временно выполнявшие функции денег (мерила стоимости, средства обращения и платежа и орудия накопления), то спрашивается, почему все же на местах рынок совершенно не аннулировал, совзнаки. и не заменил их полностью мукой или солью в качестве средства обращения? Это объясняется тем, что указанные эквиваленты были исключительно местными эквивалентами, имевшими силу только в, узких пределах данных районов. Однако полностью экономическая связь между:

отдельными рынками никогда не порывалась, а эта связь могла выражаться только в денежной форме. Если в данном районе эквивалентом являлась кукуруза, а в другом районе — соль, то очевидно, что лицо, имевшее в своем распоряжении известное количество эквивалента в данном районе, не могло бы воспользоваться им как покупательским средством в другом районе, где был другой эквивалент. Необходимо было еще установление известной ценностной пропорции между местными эквивалентами. А эти пропорции могли устанавливаться только таким образом, что все местные эквиваленты выражались в определенном (хотя и изо дня в день изменяющемся) количестве всеобщих и обязательных к приему на всей территории советской власти бумажных денег — заместителей всех местных эквивалентов.

Таким образом благодаря существованию совзнаков вносилось известное единство в межрайонные рыночные отношения. Все товары на местных рынках выражались в определенном количестве единиц местных эквивалентов, а эти последние — в определенной сумме денежных знаков, и таким образом эквиваленты всех районов получали единую форму выражения в совзнаках.

Кроме того следует еще принять во внимание, что «товарная форма» местных эквивалентов, как например муки и соли, не приспособлена в полной мере для выполнения всех денежных функций. Как бы вы, например, могли расплачиваться мукой за одну коробку спичек и т. п.? Лестные эквиваленты не обладали необходимыми качествами денежного товара.— портативностью, высокой ценностью при малом объеме, равным качеством и т. д., которыми в нормальных условиях обладает золото.

Следовательно несмотря на непрерывно падающую стоимость совзнаков, что представляло огромные неудобства для товарного обращения, оперирование на «подпольном рынке» совзнаками было экономической необходимостью.

Итак в то время как в наших учреждениях шли дискуссии по поводу тредов как методов социалистического учета и распределения, в экономической системе СССР происходил процесс формирования «подпольных», незаконных и следовательно нерегламентированных «денежных систем».